Для России раскол Церкви, случившийся в середине 17 века, был и остается поныне кровоточащей раной. Почти семь веков Русская Церковь жила полноценной духовной жизнью: ни расколы, ни ереси не потрясали ее. Хотя покушения на Русское Православие неоднократно повторялось и со стороны римских пап, и со стороны мелких еретических сект (создаваемых и подпитываемых, впрочем, все тем же Ватиканом), все эти попытки оканчивались ничем.
За всю свою историю, начиная буквально с первого века, христианству пришлось испытать множество притеснений и откровенно жестоких гонений. Иногда они прерывались временами расцвета и благоденствия, что давало некоторую передышку и возможность собраться с силами.
Феномен старообрядчества состоит в том, что оно практически повторило всю эту историю, сжатую в три с половиной века. Тело Русской Православной Церкви было разорвано надвое. Как пишет Л.Д. Мордовцев в «Великом расколе»: «…разорвалось надвое Русское народное сердце, надвое расщепилась, как вековое дерево, Русская народная мысль, и самая Русская жизнь с этих несчастных годов потекла по двум течениям, одно другому враждебным, одно другое отрицающим».
Русская Православная Церковь, разделившись на две половины, пошла двумя разными путями. Сторонники древнего византийско-русского Православия нашли возможным продолжать дело своих предков только в старой вере. Новообрядцы пошли путем срастания с протестантизмом, вкрапляя в свои традиции элементы иудаизма, как, например, Феофан Прокопович, или как Стефан Яровский – к католицизму, с его отступлением от основных догматов. Задача второй половины Церкви оказалась совершенно неприемлемой для первой. Особенно это выразилось в обвальном уничтожении старых книг, которые по сути являлись свидетельством правоты староверов и обвинительными документами для другой половины. В современных книгохранилищах имеются тысячи книг, уцелевших и спасенных от огня, которые заставят задуматься любого исследователя.
Восьмилетняя осада приверженцев старой веры в Соловецком монастыре и последующая за этим жесточайшая расправа, садистские указы царевны Софьи против староверов, иезуитское поведение приверженца запада Петра 1, когда он лицемерно провозгласил веротерпимость всем, кроме староверов, гонения при Николае 1, и, наконец, сжигание староверческих поселений при Хрущеве, после которых все население уничтожалось, а уцелевшие дома и церкви разбирались и перевозились для устроения музеев показательных крестьянских хозяйств и музеев Русского деревянного зодчества – все это не сломило староверческого общества, а только укрепило его. «Мощная духовная, созидательная сила, отличавшая движение приверженцев старой веры, не раз помогала не только выстоять, но и использовать малейшую возможность для возрождения своих центров и традиций» Е.М. Юхименко.
Мощнейший всплеск скрытой до того духовной энергии старообрядчества произошел после Манифеста о веротерпимости, изданного Николаем 2. Россия не знала ни до того, ни после такого стремительного строительства храмов. Только за один, 1910-й, год старообрядцы построили больше ста православных церквей! Торопились, словно знали, что им отведено всего двенадцать лет, после которых именно эти храмы будут разрушены или обезображены в первую очередь.
Запреты, наложенные господствующей церковью на старые книги и обряды в 1656-1667 годах, никогда духовно не тяготили старообрядцев. Сами же запретители попали в собственную духовную ловушку, так как эти же запреты и клятвы привели их к противоречиям с древней церковной традицией и святоотеческими правилами. Гонители загнали себя в тупик, из которого можно выйти, только повернув в обратную сторону.
Более трехсот лет эти клятвы обременяли господствующую церковь. И, наконец, в 1971 году, на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, рассмотревшем специально вопрос о «клятвах на старые обряды и на придерживающихся их», было вынесено следующее решение:
1.Утвердить постановление патриаршего священного Синода от 23(10) апреля 1929 года о признаний старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им.
2.Утвердить постановление патриаршего священного Синода от 23(10) апреля 1929 года об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам и, в особенности, к двуперстию, где бы они ни встречались и кем бы они ни изрекались.
3.Утвердить постановление патриаршего священного Синода от 23(10) апреля 1929 года об упразднении клятв Московского Собора 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православноверующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие (Поместный собор РПЦ 30 мая-2июня 1971 года.
В докладах на этом Соборе никоновскую реформу назвали «крутой и поспешной ломкой русской церковной обрядности», предпринятой в силу ошибочного взгляда на обрядовые различия как на различия в вере.
Фактически собор признал, что не староверы являются раскольниками, так как они не раскалывали, а сохраняли. Тогда возникает вопрос: «Кто раскалывал?» и «Кто раскольник?».
Признав свою неправоту, следующим шагом логично было бы принять на себя ответственность за разделение Церкви, за кровь и мучения древлеправославных христиан, погубленных из-за нежелания соучаствовать в «ошибке». Этого не случилось. Получается, что ошибку признали, а покаяться духу не хватило.
Совсем недавно состоялся еще один Собор, но уже в Русской Православной Церкви За рубежом. Там было написано и одобрено всеми собравшимися покаянное послание к верующим Русской Православной Церкви, держащимся старого обряда:
«Мы глубоко сожалеем о тех жестокостях, которые были приченены приверженцам старого обряда; о тех преследованиях со стороны гражданских властей, которые вдохновлялись и некоторыми из наших предшественников в иерархии Русской Церкви только за любовь старообрядцев к преданию, принятому от благочестивых предков, за ревностное хранение его. Русская Зарубежная Церковь с самого своего основания соответственно искала примирения со старообрядцами и на своем Третьем Всезарубежном Соборе, состоявшимся в 1974 году, во всеуслышание провозгласила древние богослужебные обычаи и обряды православными и спасительными; запрещения же и клятвы, наложенные в прошлом на содержащих эти обычаи, считать недействительными, отмененными и яко не бывшими.
И несмотря на это, хотя наша иерархия и наши верующие никогда не участвовали в преследованиях и насилиях, причиненных старообрядцам, мы хотим воспользоваться и ныне данным случаем, дабы испросить у них прощения за тех, кто презрительно относился к их благочестивым отцам. Этим мы хотели бы последовать примеру святого императора Феодосия Младшего, перенесшего святые мощи Святителя Иоанна Златоуста в Царственный град из дальней ссылки, куда родители его немилостиво отправили Святителя. Применяя его слова, мы взываем к преследованным: «Простите, братья и сестры наши, прегрешения, причиненные вам ненавистью. Не считайте нас сообщниками в грехах наших предшественников, не возлагайте горечь на нас за невоздержные деяния их. Хотя мы потомки гонителей ваших, но неповинны в причиненных вам бедствиях. Простите обиды, чтобы и мы были свободны от упрека, тяготеющего над нами. Простите оскорбивших вас безрассудным насилием, ибо нашими устами они раскаялись в содеянном вам и испрашивают прощения».
В двадцатом веке на Православную Российскую Церковь обрушились новые преследования, теперь уже от рук богоборного коммунистического режима. Перед нашими глазами ярким образом представилось преследование при малодушном или даже бессовестном сотрудничестве и пособничестве гражданским властям со стороны лиц именующих себя церковными. Мы со скорбью признаем, что великое гонение нашей Церкви в прошедшие десятилетия отчасти может быть и Божиим наказанием за преследование чад старого обряда нашими предшественниками»…
В последние годы, хоть не очень быстро, но уверенно старообрядцы возвращают свое влияние в обществе. Вся духовная сила, идущая из источника, который наполняется из глубин древнего благочестия, позволяла и позволяет староверам выживать и созидать снова и снова.
Оценить масштабы возрождения старой веры довольно трудно, все же исторический опыт старообрядчества наложил глубокий отпечаток на само их общество в целом и на каждого из них в отдельности. Скрытность и осторожность стала не только наследственной чертой прямых потомков староверов, но и легко воспринимается и впитывается теми, кто присоединяется к старой вере и становится ее приверженцем.
В течение двухсот с лишним лет после событий середины 17 века цифры численности старообрядцев не имели ничего общего с действительностью. Все попытки устроить среди них перепись кончались формальными отчетами, в которых содержались данные чаще всего очень приблизительные.
В середине 19 века П.И.Мельников-Печерский по заданию правительства провел более или менее реальное исследование староверов, но его данные не охватывают всю территорию России, а лишь некоторую, причем меньшую ее часть. По его исследованиям, численность староверов достигала 10 миллионов человек, то есть 10% всего населения России. По отчетам же обер-прокурора эта цифра возрастала до 14 миллионов.
После 1917 года была сильно повреждена финансовая база старообрядчества. 90% зажиточного крестьянства, купечества и промышленников по всей России составляли староверы, и именно эти сословия уничтожались повсеместно и безжалостно.
Если проанализировать весь ход событий, связанных с расколом, то возникает естественный вопрос: почему на протяжении нескольких столетий церковные и светские власти, словно одержимые, преследовали староверов и тех, кто их хоть как-то поддерживал. Интересна по этому поводу рукопись одного из новообрядческих оптинских старцев, Амвросия, который был ярым противником старой веры. Его высказывание по сути своей довольно анекдотично, тем не менее ярко характеризует подлинное влияние старой веры на духовную жизнь России и частично объясняет одержимость преследователей. Выступая против предоставления свобод староверам, он пишет, что « в условиях свободы вероисповедания число старообрядцев в один год удвоится, а в несколько лет умножится так, что из простого православного народа мало останется… они просто все перебегут» имеется в виду к староверам. То есть, как ни крути, без насилия над старой верой и древним благочестием нового «благочестия» не создашь и церковь людьми не наполнишь. Ситуация и доныне остается неразрешенной.
Если в советский период староверческое общество находилось в некотором анабиозе, то постперестроечный период, то есть буквально несколько последних лет, характеризуется очередным подъемом активности.
Кроме Москвы и прилегающих к ней регионов, где уже давно обосновались старообрядческие центры, существуют и возрождаются церкви и приходы на территории Урала, по обе стороны Уральского хребта – в Екатеринбурге, Перми, Нижнем Тагиле, Оренбурге, Орске и других городах и поселках. Значительное количество верующих проживает на южных территориях: на Украине, Молдавии, в Краснодарском крае, Калмыкии, Казахстане, Алтайском крае, Туве и Бурятии. В Сибири и на Дальнем Востоке это, прежде всего, районы Новосибирска, Томска, Красноярска, Хабаровска и Магадана. В Якутии и на Камчатке староверов можно встретить в Якутске, Близ Мирного, Усть–Неры, Анадыря, Усть-Камчатска, Петропавловска-Камчатского и в других местах.
О зарубежных приходах можно сказать, что они располагаются во всех странах Америки, начиная с Аляски и Канады и заканчивая Бразилией и Аргентиной. Много староверов проживает в Австралии, Новой Зеландии, есть староверы и в Египте. На территории Европы больше всего староверов находится во Франции, Германии, Португалии, Румынии, Болгарии и Польше. В Норвегии, Швеции и Финляндии также насчитывается несколько поселений староверов.
Долго ли продлится период благоденствия для приверженцев древней веры, сказать трудно, Промысел Божий нам неизвестен. А пока, как и раньше, в старообрядческом мире идут необратимые процессы стяжания Царства Небесного, процессы эти невозможно остановить ничем — ни репрессиями, ни запретами.
Священноиерей Олег (Морозов).
